Через минуту Жиль был уже на улице.

Карлисты звали на помощь, и она немедленно явилась, но Жилю и нескольким солдатам, рубившимся неподалеку от него, удалось осилить врага и пробиться через густую толпу карлистов к площади, на которой собралось уже много солдат, сдерживавших натиск кар-листов.

Жиль и его сподвижники были встречены дружным «ура»; с их прибытием уличная резня приняла совершенно другой оборот.

С ожесточением бросились республиканцы на карлистов, начали теснить, а вскоре уже немилосердно гнали их и, наконец, очистили городок от неприятеля. Жиль и несколько всадников преследовали бегущих, продолжая сеять смерть, мстя за ночное нападение.

Теперь только стало ясно, что Мануэль Павиа пропал. Его искали между убитыми, но тела не нашли и решили, что он уведен карлистами в плен.

Поутру оказалось, что те, кто устроил резню, ограбили не только многих граждан, но и городскую кассу, находившуюся в Риво.

XI. От греха к греху

Дон Карлос прибыл в лагерь своих войск, расположившихся в палатках недалеко от границы. Осмотрев лично вновь набранные войска, он объявил им, что их ждут награды и слава, он поведет их на Мадрид, и они уничтожат врагов.

Карлисты в ответ на это кричали громкое «ура» своему монарху, королю Карлу. В обширном лагере царило веселое оживление, все ждали скорого получения оружия, день прибытия его был уже известен.

Пока военный министр дона Карлоса был в состоянии аккуратно выплачивать жалованье, в войсках если и не было особенного повиновения и дисциплины, то все-таки видна была храбрость и готовность сражаться; солдаты ждали военных действий, надеясь на хорошую добычу.

Желающие сражаться за дона Карлоса все прибывали на север Испании, и уверенность претендента на корону росла день ото дня. Его вербовщики работали усердно: им щедро платили; делом этим занимались преимущественно офицеры, в обязанности которых входило раздобыть оружие и пушки; они без устали разъезжали по тем местам, где поддерживали карлистов.

Силы дона Карлоса крепли, и он наслаждался своим растущим успехом. Женитьба на Маргарите Пармской открыла ему новый источник, который он немедленно обратил в свою пользу. Он получил огромные суммы, и это чрезвычайно увеличило его силы.

Понятно, что не любовь заставила его жениться на принцессе; точно так же, не по любви, женился бы он и на графине Инес. Один расчет, никогда его не покидавший, руководил им, в жертву ему шло все.

Вскоре после свадьбы дон Карлос отвез принцессу, получившую титул герцогини Мадридской, на воды во Францию; там он простился с ней и вернулся в Испанию, чтобы принять на себя командование войсками. Понятно, что разлука была нетяжела для обоих, и если они как-то скрывали холодность своих отношений, то это ради этикета. Король без короны и трона окружил свою супругу и себя всевозможной роскошью и пышностью, создав всю видимость и порядки королевского двора. Он назначил министров и советников, организовал канцелярию, приказал издавать газету, в которой печатались его приказы и сообщения, и создал генеральный штаб, который должен был повсюду сопровождать его.

Итак, был король и нечто вроде правительства, недоставало только страны, которой бы они правили.

Испания единодушно не признала его притязаний на трон и решилась с оружием в руках принудить его отказаться от попытки силой захватить корону.

Но дон Карлос не собирался так просто отказываться от своих намерений. Он рассчитывал захватить свободный трон Испании с помощью шайки необузданных удальцов, жаждущих добычи. Он хотел возложить на себя корону против воли всей страны, основываясь на своем давно утраченном праве, которого никто, кроме него, не признавал. Он думал силой, при помощи меча, добиться трона и устилал дорогу к нему трупами; он хотел быть королем Испании, хотел называться отцом народа и ради этого разорял и опустошал страну, ничего, кроме ненависти, не питавшей к нему. Могла ли Испания любить дона Карлоса, страна, ввергнутая им в войну, познавшая все ее ужасы, истребление полей и нив? И этой страной он хотел править? Вместо преданности и любви он добился проклятий от испанского народа!

Но ослепление этого человека, переполненного тщеславием и жаждавшего почестей, было так велико, что он ни о чем не думал, кроме своей власти, все принес ей в жертву, добиваясь ее любой ценой. Он не пренебрегал никакими средствами. Да, человек этот был так глубоко убежден в своем праве, что считал законными любые свои действия и любые средства, ведущие к цели.

Дон Карлос находился в своей палатке, он только что закончил совещание с генералами и стоял один около походного стола, на котором лежали развернутые планы.

Честолюбие рисовало ему картины победы. Он не сомневался в ней, тем более что число его войск росло с каждым днем. Он не сомневался в исполнении своих ужасных, кровавых намерений, тем более что бессовестные льстецы, окружавшие его и рассчитывавшие впоследствии получить щедрую награду и теплые места, поддерживали в нем уверенность в победе и в законности его прав.

Наряду с честолюбивыми планами в душе дона Карлоса горело тайное желание, проснувшееся в нем в тот вечер, когда он снова увидел Амаранту. До того времени, пока она не появилась перед ним, он не вспоминал о ней, захваченный своими планами, но с того вечера родилось в нем неодолимое желание видеть ее опять своей. Ее красота, ее обольстительный стан зажгли в нем могучую страсть; Амаранта, прекрасная в своем гневе, заставила его чувства пылать гораздо сильнее, чем в то время, когда она любила его. В нем проснулась мучительная любовь, неодолимое влечение к Амаранте; ни того, ни другого не было в нем прежде.

Было ли это наказание свыше за его измену?

Теперь он любил с неукротимой страстью ту, которую так подло оттолкнул от себя! Он постоянно видел ее перед собой: когда оставался один, когда ложился в постель, образ ее не покидал его и во сне, и тогда он простирал к ней свои руки с мучительной страстью; образ Амаранты всюду преследовал его. Он проклинал себя за то, что не может теперь обладать ею…

Неподвижно стоял он, задумавшись, в своей палатке, неотрывно глядя в одну точку, и снова Амаранта как живая предстала перед ним во всей обольстительной, дивной ее красоте, с ее навсегда исчезнувшей любовью…

Занавес над входом в палатку заколебался… Вошел адъютант и остановился у входа, приняв почтительную позу.

— Что там такое? — отрывисто спросил дон Карлос.

— Бывший капрал Тристани, произведенный в капитаны по приказанию вашего величества, просит аудиенции, — доложил адъютант.

— Он хочет поблагодарить меня за повышение в чине, — отвечал дон Карлос, — он заслужил его внезапным нападением на гарнизон в Риво, и я принимаю его благодарность! Передайте это ему.

— Ваше величество, позвольте доложить, что капитан Изидор Тристани утверждает, будто у него важное донесение.

— Снова задумал что-нибудь?

— Он говорит, что свое сообщение хотел бы лично доложить вашему величеству!

Дон Карлос был недоволен причиняемым ему беспокойством, он немного помедлил и, быстро обернувшись к адъютанту, с недовольной миной сказал:

— Пусть войдет, но только скорей!

Офицер вышел из палатки, и вскоре худощавая, гибкая фигура Изидора появилась на пороге.

— С позволения вашего величества… — сказал он, поклонившись, и закрыл за собой занавес у входа.

Его косой взгляд выжидательно остановился на доне Карлосе, который внимательно рассматривал непрошеного гостя.

— Вы капитан Тристани? — спросил он.

— По милости вашего величества, — отвечал Изидор. — Я надеюсь, что ваше величество не изволили забыть меня! Тристани и Изидор — одно и то же лицо.

— Что привело вас сюда? — помедлив, быстро спросил Карлос, напоминание об Изидоре не очень-то понравилось ему.

— Тристани, командир отряда карлистов, хочет принести вам благодарность за все ваши милости…

— Я уже знаю, — прервал Карлос, отворачиваясь, — есть другой способ вместо пустых слов! Я принимаю вашу благодарность!